6 декабря 2021, 13:34

Светлана Купреева – бухгалтер, близкая подруга семьи Бабарико – была задержана 11 июня 2020-го. 11 октября 2021-го ей изменили меру пресечения и освободили. На сайте babariko.vision вышло первое интервью с Купреевой после того, как она оказалась на свободе. Цитируем. 

Предыстория: Светлану Купрееву задержали за неделю до ареста Виктора Бабарико и его сына Эдуарда. 16 месяцев она провела в «американке», забыла пароли от почты и социальных сетей, потеряла работу. Три месяца дочь беларуского поэта Николая Купреева провела в одиночной камере, где начала писать стихи. В 2021-м она стала лауреатом премии имени Франтишка Алехновича. 11 октября Светлане изменили меру пресечения на подписку о невыезде и отпустили. Светлану все еще обвиняют в уклонении от уплаты налогов в крупном размере. Далее – её рассказ о том, как она танцевала на прогулке во дворике СИЗО КГБ, чем удивил Минск сразу после освобождения и что бы она сказала сейчас Виктору Бабарико. 

Светлана Купреева

Про первую ночь в «американке»

«Как в 37-м утром звонок в дверь – санкция на обыск. Дома оставили сотрудников для обыска, а меня увезли в ДФР. К полуночи привезли в СИЗО КГБ, там поместили в  «мягкую комнату» без окон, обитую дермантином. Как камера пыток. Потом отправили наверх уже в обычную камеру – после того, что я прошла днем, мне в этой «комнате» все показалось раем. 

За окном ночь, хохочут чайки: первый раз в жизни услышала, как хохочут чайки. Было что-то потустороннее в этом. Вспомнилось из Шекспира: «Ад пуст, все черти здесь. <...>

«По поводу «мягкой комнаты»: один сотрудник брал у меня отпечатки пальцев. Душевный такой, по сравнению с другими, он говорил: «Я ничего плохого делать не буду». На что я ответила, что со мной уже столько всего плохого сделали: сажали даже в камеру пыток: «У нас нет камер пыток. Это называется «мягкая комната», – ответил он. 

Как в СИЗО КГБ услышала голос Виктора Бабарико 

«В этот день я была на допросе с адвокатом, от него узнала про задержание. А вечером услышала голос Виктора Дмитриевича. Он говорил что-то про файлик: «Можно я положу здесь файлик?» – кажется, так. Но до этого уже сигналили машины вокруг, и я ожидала чего-то плохого. 

В ночь, когда Виктора Дмитриевича арестовали, мне приснился сон: мы с ним беседуем о погоде и он говорит: «Все будет хорошо, все исправится, но надо, чтобы прошел шторм!». В ночь с 9 на 10 августа, когда все взрывалось и грохотало, я думала – война. Лежала и думала: может это и есть шторм? 

Почему СИЗО КГБ напоминает «настоящий концлагерь» 

«Все события 2020-го прошли мимо меня. Какие-то новости получала из «Комсомолки» и «Нового часа». Это очень поддерживало. Когда посадили Виктора Дмитриевича, в центре Минска стало шумно — начали сигналить машины. Машины сигналили, мне кажется, до октября. Эти сигналы очень поддерживали. Мы слышали, что люди возмущаются тем, что происходит, что они солидарны. Эта солидарность придавала силы, что мы все вместе. 

В мае и июле 2021-го были праздники. По телевизору вспоминали войну, концлагеря, что надо привлечь виновных к ответственности за геноцид. А у нас в четырехместном номере – шесть человек, двое из которых спали на полу на деревянных щитах. Вентилятора нет. Жарища. Стены влажные, пол влажный. Дышать нечем. И они еще вспоминают концлагерь. Когда тут своим сделали настоящий концлагерь, всех приличных людей в него поместили и издеваются. 

Условия были ужасные. Это сталинских времен здание, где все пришло в негодность.

Туалеты есть в четырех-пяти камерах. Все остальные – с ведром, которое надо два раза в день выносить. В то же ведро сливается вода, которой моют пол.

Умывальник с холодной водой. Душ раз в неделю, но там можно только под горячей водой помыться. А летом, когда жарища, подходишь к крану с холодной водой, обмываешь себя. Насекомые были странные от влажности. Как белая длинная моль. Очень неприятно. У многих аллергия – потому что влажность, жара. Там все от слова «очень». Если на свободе жарко, значит, у нас супер жарко, если холодно – у нас очень холодно. В 21-м веке, в центре столицы европейского государства такие условия. А по телевизору говорят про концлагерь 70-летней давности…»

Про танцы и йогу в заключении 

«На прогулке первые три месяца я была одна, выходила во дворик и танцевала под музыку, которую ставили по радио. Каждая комната гуляет в свою очередь, ни с кем не пересекаешься. Последние пару месяцев у нас была йога каждый день. С нами была очень спортивная, почти настоящий йог. Следила, чтобы мы не съели лишнюю конфетку: так за месяц мы с соседкой на три килограмма похудели.

Самое главное там — это люди, которые с тобой. Я встретила много хороших людей. Мне сейчас с Володарского девушка пишет, что по некоторым бытовым условиям в СИЗО-1 лучше, но таких людей, как в СИЗО КГБ, там нет. У нас были самые лучшие отношения и люди». 

Про освобождение и Минск 

«Меня выпустили около восьми вечера, помогли нести сумку. И вот я за воротами: у меня ни денег, ни телефона. Подошла к первой машине со стороны кинотеатра «Победа». Прошу помочь вызвать такси, киваю в сторону СИЗО и говорю, что я вышла оттуда без ничего. 

Люди вызвали такси, дали десять рублей со словами: «Вы за нас за всех отсидели. Возвращать не надо». Тронула очень эта фраза, проявление солидарности.

Минск поразил пустотой. Когда я встречалась с одногруппниками, мы гуляли воскресным вечером по проспекту и меня впечатлило отсутствие людей на улицах, малое количество машин. Я даже сфотографировала пустой проспект. Как будто чума. Это самое яркое впечатление. Была хорошая погода, середина октября, золотая осень. Спасибо, что застала эту пору года, а не провела очередную осень с полностью бетонным двориком, в котором не видно деревьев». 

Про жизнь после СИЗО 

«Я потеряла все работы. Как бухгалтер, я сопровождала бизнес по упрощенной системе налогообложения. Люди меня ждали и два месяца, и четыре. Но кто продержится без бухгалтера 16 месяцев? Вот сейчас ищу работу… 

А еще много пишу писем. У меня есть 12 адресатов – женщины, с которыми я сидела все время. Пишу и в Гомель, и в Брест, уже получила и ответы. А в СИЗО КГБ ни одно письмо мое не пропустили: писала Эдуарду Бабарико в «американку» – не передали. Теперь буду пробовать в СИЗО-1. 

Переписываемся и с Виктором Бабарико – его письма очень оптимистичные. У нас много общих воспоминаний. Вспоминает Марину, свою жену, я была свидетельницей на их свадьбе. В молодости мы постоянно общались, отдыхали вместе, выезжали на озера. Есть что вспомнить. 

Я ему пишу и передавала раньше в письмах, что я всегда на его стороне. Это тот человек, который не может сделать ничего плохого. Раньше он все делал для своей семьи. В молодости он на каждом дне рождении говорил, что Марина – эта женщина, ради которой можно свернуть горы. И он сворачивал. Когда ее не стало, он хотел свернуть горы ради своей страны. И еще не вечер». 

Заметили ошибку в тексте – выделите её и нажмите Ctrl+Enter
По теме